Анализ поэзии Иосифа Бродского.
Читая стихи, тем более любимого поэта, коим для меня является Иосиф Бродский, я никогда не анализировала их. Я просто проваливалась в поэтический мир поэта, начиная незаметно для самой себя шевелить губами, вслух перечитывая наиболее понравившиеся мне мысли или неожиданные образы, или строчки, пропитанные искренностью и правдой.Даже и теперь я продолжаю считать, что живая ткань поэтического произведения обладает некоей внутренней тайной, понять которую нельзя, даже разрушив, раздробив на молекулы строк и атомы слов. Хотя, уже написав стихотворение, довольно занятно потом посмотреть, каким же размером оно написано и какие художественные приемы как-то сами собой употребились.
И, возможно, я делаю ошибку, взяв для анализа стихи любимого поэта. Не знаю. Еще меньше я уверена в том, что смогу достаточно глубоко проанализировать содержание. Но, тем не менее, рискну.
Не секрет, что XX век стал веком нового понимания поэзии. Поэты ломали привычное понимание ритма, размера, отказывались от ставших приторными рифм. Великий Маяковский создал свой неповторимый стиль и слог, смешивая подчас самые разные размеры, экспериментируя и рифмами, доводя эмоциональный накал стихотворения до едва выносимого.
Разумеется, искал новые пути не только он. Весь серебряный век ткал из старой пряжи новые, невиданные дотоле узоры поэтической ткани.
Казалось, что теперь все уже сказано. Все формы открыты. И вот, в 60-е годы появляется группа молодых поэтов, в легкой руки Анны Андреевны названная "волшебным хором" (5, стр. 9), состоящая из Бродского, Наймана, Бобышева и Рейна, которая зазвучала совершенно по-иному, используя новые приемы и новую дикцию, принципиально отличную от всего того, что делали поэты до них.
О творчестве самого яркого представителя "волшебного хора" - Иосифа Бродского - и пойдет речь.
Итак, что же принципиально нового появилось в поэтике Иосифа Бродского? Прежде всего, это абсолютное отступление от правила смысловой завершенности каждой строфы, не говоря уже о стихе. Образно говоря, фраза и строчка у поэта находятся в постоянном соревновании за первенство. А если вглядеться внимательнее, то мы увидим, что фраза олицетворяет собой прозу, а строчка - поэзию. То есть, на самом деле спорят между собой поэтическое и прозаическое начало творчества автора.
Бродский так естественно разговаривает с читателем, что просто не замечает конца строфы или стиха. Для него лишь все стихотворение в целом представляет собой вполне оформленную, законченную мысль. Стих же или строфа, выдернутая из контекста, практически не читаема:
Он шел умирать. И не в уличный гул
он, дверь отворивши руками шагнул,
но в глухонемые владения смерти.
Он шел по пространству, лишенному тверди,
он слышал, что время утратило звук.
И образ младенца с сияньем вокруг
пушистого темени, смертной тропою
душа Симеона несла пред собою,
как некий светильник, в ту черную тьму,
в которой дотоле еще никому
дорогу себе озарять не случалось.
Светильник светил, и тропа расширялась. (4, стр. 18)
Этот отрывок из стихотворения "Сретение" очень наглядно показывает смысловую незаконченность стиха и строфы. Бродский даже не пишет каждый новый стих с большой буквы, поскольку дробление на строфы и строчки в стихотворении имеет не смысловую, но ритмическую нагрузку.
Таким образом, перенос становится наиболее характерной чертой поэзии Бродского потому, что поэт непринужденно разговаривает с читателем и не желает ограничивать свою речь поэтическими условностями. Это почти зарифмованная проза с ярко выраженным ритмом.
Другая особенность стиля автора - это протяженность строки и большой объем его стихотворений. Поэт разворачивает мысль не торопясь, постепенно обрисовывая предмет сразу с нескольких сторон. И в конце стихотворения все, казалось бы, сказанное между прочим, вдруг обретает очень глубокий смысл.
Как известно, ритм - это основная характеристика поэтического произведения. Маяковский писал: "Ритм - это основная сила, основная энергия стиха. Объяснить его нельзя, про него можно сказать только так, как говорится про магнетизм и электричество.. (...) Ритм может быть один во многих стихах, даже во всей работе поэта, и это не делает работу однообразной, так как ритм может быть (...) сложен и трудно оформляем" (6, стр. 31).
Это высказывание, на мой взгляд, применительно и к Бродскому. Почти во всех его стихах есть ощущение пульсации некоего ритма. Точнее сказать, поэзия Бродского звучит в нескольких ритмических режимах, но все они объеденены единой сквозной тональностью.
Не хочется брать для анализа одно или два стихотворения, потому что разные художественные приемы наиболее ярко проявляются в разных стихотворениях. Но если того требует литературоведческая практика, для начала я подробно остановлюсь на стихотворении "Второе Рождество на берегу / незамерзащего Понта", написанное в 1971 году. Написано оно преимущественно пятистопным ямбом. Но в этом стихотворении, как и во многих других, поэт не строго соблюдает выбранный им размер, сталкивая ямбы с хореями и активно используя пиррихии :
Второе Рождество на берегу
U- I U- I UU I UU I U-
незамерзающего Понта
UU I U- I UU I U- I U
Бродский отказывается от жестких рамок классического стиха. Он импровизирует, ищет новые рифмы, включает в стихотворение сложные длинные слова. Но, благодаря тонкому поэтическому слуху, ритм стиха не разрушается.
Преимущественно стихи Иосифа Бродского очень монотонны. Достаточно вспомнить, как он их читал. Неизменно рождалось ощущение неторопливо раскачивающегося маятника.
Поэт это делал намеренно, так как считал, что язык ведет за собой поэта, а не наоборот, а раз так, то и стихи должны течь подобно реке: свободно и независимо от нас.
Что касается рифмы, то в этом стихотворении мы имеем дело с двойной опоясывающей рифмовкой АввААввА, где А - мужская рифма, а в - женская.
Строфы в этом стихотворении состоят из восьми строк - но это не октавы, так как построение строфы в разбираемом нами стихотворении не соответствует рифмовке АвАвАвСС. Тем не менее, это и не "склеенные" между собой четверостишья, поскольку каждое восьмистишье в этом стихотворении имеет законченную мысль.
Обратимся непосредственно к рифмам этого стихотворения. Понта-порта - рифма неточная, так как после ударных о в одном случае следует нт, а в другом - рт. То же можно сказать и о рифме существую - листву и, - она тоже неточная, так как после ударных у состав заударных звуков неодинаков. Но ее главным достоинством является то, что это рифма составная, поскольку два слова в ней соответствуют одному.
Разумеется, трудно заподозрить поэта в том, что он не умел подыскать точные рифмы. Неточная рифма Бродского - это прямое нарушение правил, применяемое автором совершенно сознательно, поскольку для него интереснее находить пусть неточную, но интересную составную рифму, чем точную, но избитую. К тому же неточные созвучия вносят в вносят разнообразие и украшают стихотворение.
Рифмы берегу - не могу и живу - траву не очень богатые - в них совпадает лишь по одному предударному звуку. Мы крайне редко встречаем у Бродского рифмы, относящиеся к одной части речи, а если это и происходит, то, в основном, поэт делает это намеренно, в качестве смыслового акцента.
На таком приеме построено стихотворение "Речь о пролитом молоке". Надо отметить, что это одно из немногих очень экспрессивных стихотворений автора. Итак, в строфах этого стихотворения также по восемь строк, но рифмовка здесь совсем иная: ааавсссв, причем во всем стихотворении мы не встретим ни одной мужской рифмы:
Я дышу серебром и харкаю медью!
Меня ловят багром и дырявой сетью.
Я дразню гусей и иду к бессмертью,
дайте мне хворостину!
Я беснуюсь, как мышь в пустоте сусека,
Выносите святых и портрет Генсека!
Раздается в лесу топор дровосека!
Поваляюсь в сугробе, авось остыну. ( 2, стр. 15 )
Рифмы медью - сетью - бессмертью и сусека - Генсека - дровосека выдержаны в единых грамматических формах.
Это стихотворение также весьма показательно с точки зрения полного пренебрежения к постоянству размера. Что это за размер? Анапест? В основном, да, но слишком много отступлений от правила : то ямб проскочит, то дактиль... Нет, поэт определенно ломает классические рамки русского стихосложения. Но, в отличие от поэтов серебряного века, превыше всего ценившие музыкальность, звукопись речи, автор превыше всего ценит язык. Поэтому свободный, ничем не скованный поток речи ставится Бродским на первое место.
Помнится, довольно давно, когда я только и знала о Бродском, что его имя, мне подарили тоненький сборник его Рождественных стихов. Каково же было мое изумление и, прямо скажем, негодование, когда вместо ожидаемой атмосферы Рождества со страниц сборника на меня хлынули строки:
Сетки, сумки, авоськи, кульки,
шапки, галстуки, сбитые набок.
Запах водки хвои и трески,
мандаринов, корицы и яблок.
Хаос лиц, и не видно тропы
в Вифлеем из-за снежной крупы... (4, стр. 3)
То же можно сказать о Рождественском стихотворении Бродского "Речь о пролитом молоке". В нем поэт говорит о чем угодно: о "проклятом ремесле поэта", о безденежье, о ненависти к существующим общественым порядкам, но только не о Рождестве...
Много спустя я поняла, что порой о предмете или событии можно значительно острее сказать посредством, казалось бы, посторонних вещей. Этим приемом Бродский пользуется постоянно. Темы, заявленной в заглавии, он едва касается, но читатель понимает, что и все остальное: и сумки, и кульки, и запах водки, - это тоже о том же.
Вернемся к художественным приемам Иосифа Бродского. Трудно не заметить, что поэт очень широко использует в своем творчестве крылатые выражения и фразы, "выдернутых" из творчества других авторов. В уже упоминаемой нами строфе / Я дышу серебром и харкаю медью.../ мы видим измененную строчку Некрасова "В лесу раздавался топор дровосека". Поэт часто использует в стихах античные имена и мифологию, Библейские мотивы, упоминает исторические факты и просто крылатые выражения, без знания смысла которых трудно понять смысл сказанного. Примеров много, возьмем один из них - фрагмент стихотворения "Памяти Т.Б.":
Слышишь, опять Персефоны голос?
Тонкий в руках ее вьется волос
жизни твоей, рассеченный Паркой.
То Персефона поет над прялкой... ( 2, стр. 26)
или в стихотворении "1972":
Здравствуй, младое и незнакомое
племя! Жужжащее, как насекомое... ( 4, стр. 20).
Что касается композиции, то, как правило, произведения Бродского объемны и разделены на строфы, чаще пронумированные. А строфы, в свою очередь, объеденены в части этого произведения. Такое построение мы видим в стихотворении "Речь о пролитом молоке", "Памяти Т.Б.", "Письмо генералу Z" и др. Также часто можно видеть стихотворение вовсе не разделенное на строки.
Композиционно интересно, на мой взгляд, построено стихотворение "Песня невинности, она же - опыта", где используется прием противопоставления. Противопоставляется юный взгляд на жизнь, который в трех первых частях звучит устами невинной уверенности в прекрасном, многообещающем будущем, и взгляд, раздавленный жестким опытом реальности, и оттого звучащий горько и скептично.
Образы произведений Бродского необычайно разнообразны и богаты. Чаще всего автор присоединяет сравнения словами как, словно, похоже: /ночной фонарик нелюдимый, на розу желтую похожий/ или /толпа деревьев в деревянной раме, как легкие на школьной диаграмме/ или /Река - как блузка, на фонари застегнутая/. Такие сравнения называются самым простым способом сравнения, но, на мой взгляд, сравнения богаты или просты не способом присоединения, а своей образностью.
А, впрочем, не менее прекрасные сравнения присоеденены и другими способами. К примеру, в стихотворении "Рождественский романс" мы читаем такие строки:
Морозный ветер, бледный ветер
Обтянет красные ладони... (3, стр 5)
Это магическое слово "обтянет" мгновенно создает образ ветра, как бледных перчаток на красных руках. В этом же стихотворении встречается прекрасное сравнение: / и льется мед огней вечерних/.
Не менее интересно сравнение, вернее отождествление падающей звезды со слезой, словами не прописанной, но вполне осязаемой. Речь идет о стихотворении "В озерном краю":
И ежели я ночью
отыскивал звезду на потолке,
она, согласно правилам сгоранья
сбегала на подушку по щеке
быстрей, чем я загадывал желанье ( 4, стр. 24)
Часто поэт пользуется и приемом олицетворения. Особенно это применительно к таким абстрактным понятиям, как Пространство и Время, часто упоминаемые автором. Вот как поэт, например, видит Время в стихотворении "Лагуна":
пряча лицо, но спиной пленяя,
Время выходит из волн, меняя
стрелку на башне - ее одну. (4, стр.36)
А вот небольшой фрагмент стихотворения "Темза в Челси", где поэт использует и развернутую метафору, и олицетворение:
Тело сыплет шаги на землю из мятых брюк,
и деревья стоят, точно в очереди за мелкой
осетриной волн; ( 4, стр. 40)
Словом, приводить примеры можно бесконечно. Метафоры, сравнения и олицетворения Бродского так неожиданны, интересны, свежи, что одно уже это резко выделяет его среди других поэтов. Однако, иногда во время прочтения стихов поэта, огорчало повторение образов. Например, в стихотворении "С февраля по апрель" мы читаем такие строки:
В глубинах ростра -
вороний кашель. Голые деревья,
Как легкие на школьной диаграмме.
Вороньи гнезда
чернеют в них кавернами. Отрепья
швыряет в небо газовое пламя. (2, стр. 67)
И в стихотворении "Разговор с небожителем" встречаем тот же образ:
...И за окном
толпа деревьев в деревянной раме,
как легкие на школьной диаграмме,
объята сном. (2, стр. 64)
Очень важным достоинством Бродского является его простота и точность изображения характеров и эмоциональных переживаний. Я не знаю ни одного другого поэта, говорящего так правдиво:
И не могу сказать, что не могу
жить без тебя - поскольку я живу.
как видно из бумаги. Существую;
глотаю пиво, пачкаю листву и
топчу траву. (2, стр. 3)
И это много сильнее самого эмоционального признания в любви.
А стихотворение "Памяти Т.Б.", - оно же все - из слез. И хотя Бродский пишет:
Плачу. Вернее, пишу, что слезы
льются, что губы дрожат, что розы
вянут, что запах лекарств и дерна
резок... , -
читая эти строчки, понимаешь, что слезы эти - настоящие. Прекрасно обрисованы и психологические портреты в "детективном" стихотворении Бродского "Посвящается Ялте". Оно написано в форме белого стиха, и в связи с отсутствием рифм, в этом стихотворении поэт строго следит за ровной пульсацией ритма, выраженного в форме пятистопного ямба:
"Он позвонил в тот вечер и сказал
UU I U- I U- I UU I U-
что не придет. А мы с ним сговорились...
UU I U- I U- I UU I U- I U
И хотя на схеме я отметила пиррихии, в тексте слышится очень четкий ритм. Ценно, что каждый характер - следователя, друга убитого, женщины, ее сына, - прописан индивидуально, точно, психологично. Эти стихи родились от соединения поразительно острого зрения с трезвым рациональным умом. Глаз наблюдает, а ум делает из этих наблюдений глубокие выводы. Поэтому такие его строки, как /Смерть - это то, что бывает с другими/ или / Идея сада есть идея Рая/ оседают в памяти, как откровения.
Бродский, безусловно, использовал интереснейшие художественные средства, но вовсе не ради чистого искусства, не ради поэтических удач. Вся поэзия Бродского подчинена его философии, его пониманию жизни, в которой единственная вечная ценность, существующая вне нас и ведущая нас за собой - это язык. Реален только язык. Не случайно С. Лурье писал о творчестве Бродского: "Оказывается, что все эти средства - эта бесконечная искусность, умение создать ощущение того, что стихи творятся сейчас, на наших глазах, параллельно движению взгляда, вся эта утонченная духовность и огромная энергия тратятся на то, чтобы доказать нам, что ни нас, ни автора этих стихов на самом деле не существует" (7, стр. 120).
Список использованной литературы:
1. Анализ одного стихотворения. Л., 1985.
2. Бродский И. Конец прекрасной эпохи. С-Пб., 2000.
3. Бродский И. Остановка в пустыне. С-Пб.,. 2000.
4. Бродский И. Часть речи. С-Пб., 2000.
5. Бродский об Ахматовой. М., 1992.
6. Маяковский В. Как делать стихи. ОГИЗ Молодая гвардия, 1931.
7 Синтаксис. 1988, № 23.
8. Томашевский Б.В. Стилистика и стихосложение. УЧПЕДГИЗ, 1959..
